Оговорюсь сразу же, «по харе» в значении не «по роже», а по речке Хараматолоу, в простонародном звучании — Хара. Это был обычный байдарочный поход по заполярному Уралу. Необычность данного путешествия заключалась в том, что мы впервые взяли с собой в такой поход своих маленький детей. Из каких соображений это было сделано. Во-первых, нашим жёнам надоело сидеть летом одним дома с малолетними детьми, а об отдыхе за границей мы тогда даже не могли иметь и понятия. Во-вторых, я наивно думал, что ходить в походы я буду до глубокой старости и мне надо готовить себе приемника и будущего члена экипажа. А в-третьих, банально не было денег поехать куда-то на юг, а в поход мне ну уж очень хотелось.

В команде было три семьи. Я с Ларисой и маленьким Родиком (4 года), семья Титковых, Вася, Вера и их сын Ваня 6 лет и Володя со своей женой.

Загрузившись в поезд Ленинград-Воркута мы три! Дня ехали в поезде до станции Сейда. Станция Сейда находится в 2-х часах езды от Воркуты. Все три дня в поезде развлекались, как умели. Пели, шили снаряжение, играли с детьми. Родик с Ваней носились по верхним полкам, пока в один «прекрасный» момент Родик с грохотом не рухнул на стол. К счастью, обошлось всё синяком и шишкой. Самым необычным для нас было то, что чем дальше поезд уходил на север, тем жарче становилось «за бортом» и в поезде.

На третий день вода в туалете закончилась, и помыться уже не было никакой возможности.

Выгрузившись на станции Сейда, мы шесть часов ждали другого поезда, который должен был идти в сторону посёлка Лабытнанги на Оби. Мы с Родиком эти часы посвятили гулянью по посёлку. Меня, как энергетика, поразили теплотрассы системы отопления, которые были уложены прямо на земле в деревянных коробах и засыпаны опилками, в качестве утеплителя. Половина коробов была разрушена, трубы шли прямо «по улице». Все эти короба вдоль и поперек пересекали весь посёлок. В местах пересечения пешеходной дорожки с коробом были обустроены деревянные лестницы — переходы.

Я не сразу сообразил, что такой способ прокладки труб — мера вынужденная. Вечная мерзлота не позволяет проложить трубы, вернее отсутствие тогда труб с теплоизоляцией. Мы с Ларисой не сообразили, что Родик ещё маленький и нужно взять с собой каких-нибудь для него игрушек. Нужно было видеть лицо ребёнка, когда недалеко от станции возле блочного дома он увидел огромную лужу, полную сломанных и выброшенных игрушек! Мне стоило больших трудов отговорить его залезть в эту лужу с головой. Он взял с собой какую-то маленькую машинку. К счастью, эту сцену видела группа моряков-офицеров. Они посмеялись и вдруг один из них подарил Родику детское двуствольное ружьё, стреляющее пробками! Ружьё взводилось как настоящее — переламыванием, было всё блестящее и хромированное. Родик был на втором небе от счастья.

Загрузившись в долгожданный поезд в сторону Лабытнанги, были неприятно удивлены тем, что вода в туалете, в кране, градусов 50-60 °С, чтобы вода в поезде не замерзла, зимой её специально заливают горячей, а холодной воды нет. Наши надежды на помывку в туалете чуть не растаяли. Пришлось набрать воду в походные котелки и ждать, пока остынет. Только после этого удалось помыться. Жара в поезде стояла невыносимая. Поезд медленно, но упорно лез в гору, на перевал. Вдоль дороги из вечной мерзлоты торчали полусгнившие брёвна бараков, некогда бывших здесь лагерей. Сколько тут полегло ни за что людей — одному богу известно. Жаль, что я это не заснял. Кинопленки было мало, и она была очень дорогой. Пожалел.

Но, как выяснилось, лагерей и по сей день там хватает. Подъезжая к нашей станции, мы с ужасом увидели, что почти всем посёлком является буранная зона с колючей проволокой и вышками.

Деваться было некуда — мы выбросились из поезда. Именно выбросились, потому что поезд стоял всего одну минуту, а вещей и детей у нас было предостаточно. Как обычно, предварительно загрузили до потолка тамбур, а на остановку один сталкивал снаряжение, а двое снизу ловили. Челноком отошли от посёлка на километр и встали на берегу речки Ханмей (приток Соби) с хрустально чистой водой и «прекрасным» видом на зону с вышками. Солнце жарило, как будто мы сочи, а не в Заполярье. Народ выкупался, расслабился. Стали поступать предложения от девушек, а не встать ли здесь до завтра лагерем и спокойно собрать байдарки.

Я категорически сказал, что уйти нам нужно сегодня, невзирая ни на что. У меня уже был к тому времени большой опыт ночёвок на Кавказе возле селений с миролюбивыми кавказцами, поэтому, что может быть при ночевке с детьми и девушками возле зоны, даже не хотелось представлять. Начали быстро собирать лодки.

Как бы подтверждая мои мысли, на КАМАЗе проехала целая компания ЗЭКов, остановилась в пятидесяти метрах от нас и стали купаться. Как я понял, это были ЗЭКи, которые за хорошее поведение жили на свободном поселении. Это были крепкие, мускулистые, короткосриженные ребята в наколках. Они дружно ржали, бултыхаясь в мелкой, холодной реке, и посматривали в нашу сторону. Как назло, наши девицы «расчехлились» до купальников, и что-то объяснять им было бесполезно. Нужно было срочно валить. Я посоветовался с Васей. А не стоит ли мне достать и собрать ружье. На что Вася резонно ответил, что против такой толпы я вряд ли что-то успею сделать.

Когда я собирал байдарку, Родик с удовольствием в неё забрался и стал играть. Я ему объяснил, что на берегу, Родинька, по лодочке лазить нельзя, можно проколоть её о какое-нибудь стекло. Выгнав ребёнка из лодки, я поднял её и обнаружил под ней донышко разбитой бутылки. Самый плохой вариант. Обследовал шкуру байды — дыры вроде нет. Тут Родик гордо притащил найденный им ржавый молоток без ручки. Я ему сказал, что это очень ценная вещь в походе, и чтобы он положил её куда-нибудь в вещи.

Исполнительный Родя удалился. (Кстати, этот молоток я нашёл спустя два года...на дне длинного бокового кармана рюкзака, пройдя с ним не один поход).

К счастью, мои опасения относительно местных аборигенов не оправдались, и мы, быстро собравшись, спустили наши лодки на воду и отчалили.

Уже с первых минут я понял, что лодку Родя все-таки проколол. Но хоть тушкой. Хоть чучелом, но валить нужно было. Родиоша сидел на вещах между мной и Ларисой, лицом ко мне. Мы с ним вели «светские» беседы по поводу реки, леса и возможных прогнозов погоды. Когда он заметил, что вода в байдарке стала прибывать, он задал мне резонный вопрос:

— Папа, мы тонем?!

— Нет Родинька, не тонем.

— Папа, но у меня же тапочки по лодке плавают!!

— Родинька. Ты мужчинка?

— Мужчинка, Папа.

— Так вот, пока мы не тонем. Вот когда вода дойдет тебе до коленочки, тогда тонем. Понял?

— Понял.

Родик озадачился и стал внимательно наблюдать по своей ножке как поднимается вода в лодке и, когда она дойдёт до коленочки, мы начнём тонуть. Шутки шутками, но мне всё труднее становилось управлять лодкой и грести. Вода перекатывалась по лодке и на перекате, или при манёвре можно было реально кильнуться.

— Лариса, нужно срочно чалиться, ставить лагерь.

— Зачем? Так хорошо идём.

— Да тонем мы немножко.

— Как тонем? — спросила Лариса и обернулась.

Она сидела в носу лодки, который был задран вверх, а вся вода была у нас в корме.

— О боже! — только и сказала она.

Я предложил поставить лагерь на камнях возле реки, однако народ захотел на лужайку под красивые ёлочки. Под красивыми ёлочками на нас так навалились комары и мошки, что Ванечка просто отрубился. Он впал в полубессознательное состояние. Вася моментально вытащил спальник из рюкзака и, завернув в него Ваню, положил на вещи и быстро стал ставить палатку.

Когда наша лодка причалила, я высадил Ларису и Родика и начал разгружать лодку, которая была уже полная воды. Хорошо, что все вещи были в резиновых гермомешках и привязаны к лодке. Когда я поднял герму с вещами, на которой сидел, я понял, почему мы медленно тонули. Вернее, вначале очень удивился, почему до сих пор не затонули. Под гермой, в шкуре байдарки была дырка длинной сантиметров пять, из которой бил маленький, очаровательный фонтанчик. Нас выручило то, что я прямо на пробоину положил герму и сверху придавил своей тушей. Володя, осмотрев пробоину на берегу, изрёк:

— Ну ты, Лёня, прямо как волк из «Ну, погоди!», который своим задом пробоину затыкал.

Я взялся заделывать пробоину. Поскольку дыра была приличной, предварительно нужно было её зашить, а потом уже накладывать заплату. Всё очень просто, но в перчатках это не сделать, а от комаров и мошек поверхность рук просто шевелилась. Пришлось прибегнуть к старому, но проверенному способу. Мне помогла Лариса. Она сидела напротив меня и просто била мне по рукам березовой веточкой, отгоняя гнус.

Весь следующий день мы скользили по хрустально прозрачной речке. Казалось, что мы стоим на стекле, а под нами несётся бесконечная лента каменистой дороги. Очень были удивлены целыми семействами полярной куропатки, которые сидели на береговом откосе и с удивление наблюдали за нами. Мы проплывали от них в 2-х-3-х метрах, но они не проявляли никакого беспокойства.

К берегу подходили дикие олени. Родик был просто в восторге. Мы дошли до впадения в Собь реки Хараматолоу и, помянуя опыт предыдущих стоянок, лагерь поставили на каменистой косе прямо возле реки. Комаров и мошек здесь сдувало, и можно было отлично загорать и отдыхать. Но для походов в лес одевались, как для выхода в космос. В лесу было очень много куропаток, которые отбежав на три метра садились и смотрели на нас. Так они уводили от своего выводка. Родик с Ваней отправились кормить «гулей». Гули, естественно, хлеб есть не стали, а короткими перебежками держали нас на дистанции. Очень надоели консервы, но стрелять при детях по беззащитным птичкам у меня рука не поднялась.

На второй день погода стала портиться. Приближалась гроза. Мы стали готовить лагерь. Я, Вася и Володя, носились вокруг палаток, накрывая их полиэтиленом и обвязывая всеми имеющимися в наличии верёвками. У меня ушло пятьдесят метров основной верёвки для того, чтобы обвязать палатку. Она стала больше походить на гнездо.

Гроза шла в нашу сторону. Было такое ощущение, что на нас просто рушился водопад с низовьев реки. Было видно, как приближается туча, как молнии лупят по долине реки всё ближе и ближе. Время между вспышкой и ударом грома становилось всё меньше и меньше. Проблема ещё заключалась в том, что моя палатка стояла на алюминиевых байдарочных вёслах на открытом месте, и шансов получить «по веслу» было достаточно много.

Ларисе я не стал ничего объяснять. Родинька мирно спал, вздрагивая всем телом при каждом ударе грома. Я же, приоткрыв полы палатки, высунув лицо, наблюдал за движением грозового облака и ударами грома. Для себя я решил, что как только разница станет меньше пяти секунд, то есть удары молнии будут в полутора километрах от нас, я завалю палатку. 27 секунд, 20, 16, 10, 7 секунд. Я уже приготовился заваливать палатку...8 секунд, 15 секунд. Гроза пошла в сторону. Я облегченно вздохнул и лёг спать. Вдруг стук камнем по веслу, на котором стояла палатка. Быстро вскакиваю и начинаю расстёгивать вход, судорожно думая, что случилось у ребят, неужели поднялась река. У палатки под проливным дождём стоял мужик, одетый в одни трусы и кирзовые сапоги. Я слегка опешил.

— Ребята! У вас нет шпонки для мотора? А то я один винт потерял, а шпонки все кончились.

Я дал ему какой-то гвоздь, и он исчез довольный во тьме.

На утро уже вовсю светило солнце. Ребятишки сделали себе по луку и устроили охоту на мышей в тундре.

Я решил всё-таки поохотится, без присутствия детей. Для этого я решил сделать радиалку на озеро, которое я видел на карте в клубе туристов. Я запомнил, что на карте ниже по течению от слияния Хары и Соби впадал ручей, который вытекает из небольшого озера. От Соби до озерца было километра три-четыре. Мы с Ларисой на пустой байде сплавились 2 километра до впадения в Собь ручья. Спрятали в кустах байдарку и стали подниматься вверх по ручью. Я зарядил ружьё дробью пятёркой. Ларису пустил вперёд.

И хотя жара была невообразимой, нам пришлось одеваться по «полной схеме». На нас были брезентовые штаны, штормовки, накомарники, перчатки. Лес был очень редким, солнце палило нещадно и пот струился под штормовками просто струями.

Уклон тундры становился всё круче и круче, а мох и болото под ногами всё более зыбким. Каждый последующий шаг давался всё с большим трудом. От жары и накомарника воздуха просто не хватало. Ручей всё петлял, а мы всё шли, шли и шли. Казалось, вот сейчас болото кончится, и откроется озеро в окружении белых берёзок, по которому плавают уточки. Мы искупаемся и постреляем по уточкам. Но, казалось, этому болоту не будет конца. И вот лес стал редеть, редеть, подъём закончился, мы поднимаемся на плато, а там... до горизонта только болото, болото. Никакого даже намёка на озеро. Мы ещё немного прошли вверх по течению ручья и увидели зимник. Зимник — это зимняя вездеходная дорого по тундре, которая проходима только зимой, когда болото замерзает.

— Лариса! — сказал я — озера нам не найти, скорее всего оно уже заросло и превратилось в болото. Пошли обратно! Кстати, смотри, медвежий след!

На мягком мху следов никаких не остаётся, но на зимнике мох срезан гусеницами до торфа и в вездеходной колее был отчетливо виден СЛЕД. Чётко был виден отпечаток подушечки и пяти пальцев. Длину следа, к сожалению, определить было нельзя, так как пятка попала на лежащий в лесу ствол берёзки. Чётко отпечаталась только передняя часть стопы. Но КОГТИ! Их на следе не было!! Я сотни раз видел медвежьи следы. Перед отпечатком каждого пальца чётко всегда отпечатывается след когтя в виде треугольника. Нет следа от когтей у кошачьих: у рыси и тигра. На эти следы я тоже насмотрелся в Сихотэ-Алине в приморье, но у тигра четыре пальца, а здесь их пять!!

— Лёня, что ты уставился на этот след, пошли назад!

— Лариса, а когти где?

— Какие к чёрту когти, пошли назад!

Я покрутился вокруг и попробовал найти ещё другие следы, но больше не нашёл. Пожалел, что не взял с собой фотоаппарат. Мне почему-то стало не по себе. Мне стало казаться, что за нами кто-то наблюдает.

— Дорогая, иди вперёд, — сказал я и тихонечко зарядил ружье.

Один ствол я зарядил картечью, второй пулей. Ружье снял с плеча, взял в руки, палец на предохранителе. До реки дошли без приключений. А вот подняться против течения два километра даже на перегруженной лодке оказалось совсем не простым делом. Скорость течения реки 3-4 километра, так что лопатить пришлось изо всех сил. Эта история со следом, неожиданно нашла своё продолжение в самом конце похода.

Мы сняли лагерь и на вёслах и бичевой поднялись вверх по Хараматолоу километров на пять. Поставили лагерь. Пробовали ловить, но получалось плохо. Для хорошей рыбалки нужно было подниматься ещё выше до порога Гагарина, но с ребятишками нам это было бы довольно сложно. Мы с Василием проделали радиалочку к порогу Гагарина. Здесь мы половили хариуса.

Куропатки, сидящие на берёзах вокруг нас по семь-десять штук, так возбудили Васю, что он попробовал их камнями. Они ловко уворачивались, и Вася вскоре бросил это безнадёжное занятие.

Мы вернулись с Васей в лагерь, нас все с нетерпением ждали. Мальчишки развели свой маленький костёр и играли в индейцев.

Утром меня разбудили какие-то непонятные звуки. Природу этих звуков при всей фантазии я не мог определить. Я выскочил из палатки. Звуки раздавались откуда-то с реки.

«БУМ-БАМ-ТУМ-ТУМ-БАМ-БУМ».

Звуки всё приближались и приближались. Наше нетерпение всё возрастало. Я бы уже не удивился. Если бы увидел инопланетный корабль, но, когда это сооружение появилось из-за поворота, мы разразились громогласным хохотом. Это был просто плот, к раме которого снизу были привязаны пустые железные бочки из-под солярки. Бочки бились на перекатах по камням и издавали эти невообразимые звуки. А мы то расфантазировались! Вот так и рождаются легенды.

Мы собрали лагерь, уложили байдарки и пошли вниз. Мы сплавились по Харе до Соби и пошли дальше вниз по её хрустальной воде. Несколько раз на дне замечали потерянные лодочные винты.

Мы прошли по Соби всего час, когда, увидев справа небольшой приток, я вдруг вспомнил, что здесь рекомендовали порыбачить. Несмотря на ворчание коллектива, я высадился на берег со спиннингом. Первые же забросы в притоке дали результат. Каждый третий заброс приносил по одной килограммовой щучке. И чем ниже я спускался по течению, тем крупнее становилась щука. Мне уже стало интересно, а что же за щука в устье ручья при впадении в Собь. Я забросил вертушку, сильный рывок — ни вертушки, ни поводка.

Подошёл Василий.

— Лёня, тебя все ждут, что тут возишься, пора идти дальше.

Я молча показал на отловленных щучек. Василий, ни слова не говоря, рванул к лодке за спиннингом. Через минуту мы уже в два спиннинга пропалывали речку. К сожалению, у меня была очень тонкая леска, поэтому крупные щуки через одну обрывали у меня блёсны. Тогда я кричал:

— Вася, отомсти!!

Подбегал Василий и забрасывал свою «ложку» на миллиметровой леске. Через несколько секунд он уже боролся с извивающейся и бьющейся щукой. Щуки в реке были как калиброванные — по 2,5-3 кило. Через час прибежали наши жёны и с трудом нас остановили. Главным аргументом было то, что всю эту щуку нужно будет чистить, что всё это нам не съесть.

Мы посчитали наши трофеи — двадцать две щучки.

Пришлось раньше намеченного вставать лагерем, чистить и жарить рыбу.

Мы с Васей и Володькой чистили рыбу, а девушки жарили её на костре на противне. В этот момент причалила моторная «казанка» с двумя местными мужичками. Мужички были в кирзачах, галифе и ватниках. Один из них подошёл, поздоровался, посмотрел, как мы чистим рыбу и стал задавать странные вопросы.

— Ребята, вы тут долго ловили?

— Да, час-полтора, наверное, — ответил я. Вообще-то я не в восторге был от возможности, что они встанут рядом и станут ловить.

— А сколько поймали?

— Двадцать две штуки.

— А сколько человек ловили?

— Двое нас было.

— А, понятно! Коля, заводи, тут рыбы нет.

Я же чуть не поперхнулся. Я побежал за ним, спотыкаясь на камнях.

— Постой, постой, я не понял, а что вы считаете, что рыба есть?

Он остановился, обернулся и доверительно объяснил.

— Понимаешь, до вас тут три часа назад были Сеня с Толиком. Так вот они за час сорок щук взяли вдвоём. Вот это рыба! А вы её всю уже распугали. Коля, заводи! — сказал он, и они действительно укатили.

Я стоял на берегу несколько ошарашенный, так и не поняв, это они всерьёз сказали или прикололись над нами.

В тот день произошло небольшое, к счастью, ЧП. Пока все были заняты приготовлением рыбы, мы не заметили, что Ваня залез на сосну. Вдруг раздался треск ломающихся веток, и я видел, как Ванечка камнем, ломая ветки, летит с 3-х метровой высоты. Глухой удар о землю был такой силы, что я даже почувствовал, как меня подбросило. Ванечка лежал, не шевелясь на боку, свернувшись калачиком. Через секунду мы с Васей рванулись к нему. Больше всего меня поразила реакция Ирины — Ваниной мамы. Она только на секунду оторвала взгляд от противня.

— Вася! Разберись пожалуйста, с Ваней, — только и сказала она.

Очень нехарактерная реакция для еврейской мамы.

К счастью, Ванечка приземлился между двумя здоровыми корнями, которые торчали из земли. Упал на бок. Мы его стали аккуратно ощупывать и потихоньку распрямлять. Слава богу, позвоночник и остальные кости были целы. У него было небольшое сотрясение.

Как мы славно объелись жареной щукой! Девочки молодцы, пожарили всю щуку, ничего не пропало. Этой щукой мы ещё питались на обратном пути три дня. Весь следующий день мы гребли, гребли. Собь стала шире и полноводнее. Володьке приспичило, и он помчался высадиться на приветливый песочный бережок. Это чуть не кончилось трагически. Это оказались самые настоящие зыбучие пески. Володька провалился чуть не по пояс. Его супруга то ли не могла, то ли не хотела помогать, а может просто не поняла серьёзности ситуации. Володька сам себя вытянул, вцепившись в байдарку и навалившись на неё грудью.

Мы вышли в Обь. Я, конечно, знал, что Обь речка большая, но то, что у неё не видно противоположного берега, я даже предположить не мог!! Река была просто ОГРОМНОЙ! Мы пришли в поселок Катравож — конечный пункт нашего маршрута. Зрелище было ужасающее. Чёрные, покосившиеся, полуразвалившиеся дома, упавшие заборы. Население под стать своему посёлку. Трезвых я там не встретил. Было такое ощущение, что весь посёлок заселен бомжами-зомби. Все одеты в чёрные ватники, кирзовые сапоги, кепки или ушанки. Передвигаются, как мужчины, так и женщины неровной, пошатывающейся походкой.

Мы с Васей и Володькой кинулись разбирать байдарки, а девочки пошли в посёлковый магазин. Мы очень торопились, потому что в Катравоже можно было «зависнуть» на два-три дня. Отсюда можно уйти только по Оби. Дороги сюда нет. Только зимой появляются зимники.

Пока мы собирали байдарки, подошла самоходная баржа-углевоз. Углевоз не собирался разгружать уголь, хотя трюм был на половину забит углём. Он привез продукты для магазина и пассажиров. Я пошёл договариваться. На моё удивление, капитан категорически отказывался перевезти нас до Салехарда за деньги. Пришлось дать пол литра спирта.

Мы с Васей и Володей стали судорожно собирать мокрые ещё байдарки. Наспех свернув их, мы загрузили их в угольную яму — в трюм. Туда же пришлось разместиться и нам, поскольку на барже была только одна крохотная каюта — капитанская. Эта каюта была до отказа набита местными бабами с котелками.

Мы разместились на рюкзаках на угле, а девочки наперебой стали обсуждать обновки, сделанные в местном магазине. Оказалось, местное сельпо всё просто забито югославскими-итальянскими сапогами, туфлями, сумочками. Нашли где продавать! Местное население кроме болотных сапог, по-моему, ничего не носит. Даже дома.

В трюме было довольно холодно, и Родик никак не мог заснуть. Я отвёл его в капитанскую рубку, Капитал уже «добивал» наш спирт. Если бы не штурвал, в который он вцепился, он давно бы уже упал. Он размеренно качался со штурвалом вправо-влево, и баржа вместе. Баржа послушно повторяла его телодвижения, выписывая синусоид. Амплитуда всё увеличивалась и увеличивалась. Когда он не смог вернуться на прежний курс и баржа пошла по радиусу, я предложил капитану свою помощь. Он пробурчал, что это дело «чисто морское». После этого он открыл дверь в свою «каюту».

Вниз шло несколько ступенек. Каюта до отказа была набита тётками и шмотками. Со словами: «Коля прими управление», он просто рухнул, как подкошенный, сверху на тёток. Тётки взвизгнули, убрали ноги, и КЭП ровненько лёг на пол во всю длину каюты. Тётка, как ни в чём не бывало (видимо, это им было не в новинку), поставили ноги на тело и продолжили свой разговор. А откуда-то из-за угла выскочил парнишка и, ступая прямо по рукам и ногам, выбрался в рубку и встал за штурвал.

Родика я разместил на электросиловом ящике-тумбе на спальнике. Он свернулся колобком и моментально уснул.

Ока в этом месте имеет ширину до 25 километров. Соседнего берега было практически не видно. Было такое впечатление, что идём вдоль морского побережья.

Я подумал, что после пол-литра спирта мы капитана больше никогда не увидим. Да не тут-то было. Когда на горизонте появился Салехард, из своей каюты, как ни в чём не бывало, вышел капитан и взял управление баржей на себя. Он был слегка помят, на спине виднелись чёткие отпечатки ног. Если бы я сам не видел, что два часа назад он на ногах не стоял, я бы никому не поверил.

Как только причалили к Салехарду мы попрощались с капитаном, надели на плечи упаковки с байдарками, а на грудь рюкзаки со снаряжением и трусцой побежали на другую пристань. Нам нужно было успеть на паром, который должен был нас переправить через Обь в Лабытнанги. Успели. Сев в поезд в Лабытнанги, мы плюхнулись на полки и моментально уснули. В Сейде пересели на поезд Воркута-Петербург. Два дня отдыхали, доедали жареную щуку и пели песни под гитару.

В соседнем купе ехала какая-то странная компания молодых людей. Вроде туристы-пешеходники, но маленькие рюкзаки и одежда не очень приспособлена для хождения по болотам. Для геологов слишком молодые и мало пьют. Они зазвали нас в своё купе попеть песни. На мои вопросы, что они делали в тундре — отвечали уклончиво. Пришлось достать остатки спирта. Песни зазвучали громче и веселее. Выйдя в тамбур «перекурить» с одним из ребят, я всё-таки «прижал» его, и он мне выдал:

— Мы криптозоологи!!

— Кто-кто?», — чуть не поперхнулся я.

— Мы криптозоологи. Исследуем снежного человека.

— А что, он реально существует?

— Наша экспедиция каждый год выезжает на поиски.

— И как результат?

— Были контакты, есть слепки, шерсть. Вот хороших снимков мало.

— Кстати, — вдруг вспомнил я, — я видел отпечаток ноги, причём пальцы без когтей. Не медведь вроде.

— Где?!! — аж подпрыгнул «криптозоолог».

Он вцепился в мой рукав, как будто я был снежный человек, он меня поймал и боится, что я вырвусь и убегу. Потащил меня в их купе. Я повторил свою историю про след. Они мигом расстелили подробнейшую карту региона. Я им показал на карте ручей и место, где мы видели след с точностью до 100 метров. Они восторженно стали обсуждать эту новость, моментально забыв о моём существовании. Как я понял, их экспедиция проходила в ста километрах от Салехарда на другом от нас берегу Оби.

Так и закончился этот поход. Остались фото, кино и память и солнечных, заполярных речках Собь и Хара.